Случаи обращения раскольников-старообрядцев в православие при мощах преподобного Серафима. Хулители, наказанные преподобным.

У нас вера православная, Церковь, не имеющая никакого порока!
(Слова прп. Серафима)

В недрах православия родился, воспитался, совершал свой жизненный подвиг воин Христов. Соками нашей святой православной Церкви питался он, её зова и внушений слушался. Она привела его и к тихой пристани спасения и к этой великой славе нетления и чудотворений. К великому и славному лику молитвенников наших присоединяется новый молитвенник и заступник наш пред Богом. Славный ряд подвижников Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Саввы Сторожевскаго, Иосифа Волоцкаго и других, дополняется еще одним дорогим именем Серафима. От севера и юга, востока и запада на небе Церкви возсиявают светила для указания нам путей жизни, для ободрения нашего среди нужд и скорбей, для возгревания и питания благоговейных чувств веры и для руководства к вечному спасению.

Как же отнеслись к этой милости Божией роду христианскому, к этому новому знаку, что Церковь наша свята и непорочна, что врата адовы не одолели ее, – раскольники старообрядцы? Благодарение Богу, как и при открытии мощей святителя Феодосия, черниговского чудотворца, так и теперь при открытии мощей преподобного Серафима, Саровского чудотворца, были случаи обращения из раскола к Церкви православной, возвращения в ограду Христову, из недр которой восхищены были некогда волками в овечьей шкуре.

Вот один из замечательных случаев такого обращения:

В Саров прибыла ярая раскольница кр. Самарской губернии, Николаевского уезда, Дарья Ермилова, 60 лет. Она приехала в Саров еще в начале июля месяца и постоянно ходила к источнику преподобного Серафима. При виде массы исцелений над больными, она поняла всю ложность учения раскольников, стада горько плакать и в конце концов решилась присоединиться к православию. Местное епархиальное начальство направило ее к прибывшему на торжество из Москвы достоуважаемому о. протоиерею И. Г. Звездинскому. О. протоиерей, присоединивший к православию во время своего настоятельства при Введенской церкви в Москве около 2,000 человек раскольников, с радостью принял порученное ему дело; несколько дней наставлял он Ермилову в истинах православной веры и, убедившись в полной искренности её верований, присоединил к православной Церкви в понедельник, 14 июля, в монастырском храме.

До обращения своего в православие Дарья Ермилова много лет слыла среди раскольников за опытную начетчицу. В этот же день новоприсоединенная сподобилась причаститься св. таин.

Были и еще обращения в православие из темных недр раскола. Но с болью в сердце скажем, что такие случаи были немногочисленны. Большинство же раскольников, предводительствуемое своими вожаками - изуверами, осталось глухо ко всему тому, что вслух всего многомиллионного народа поведали о святости угодника Божия, о дивной силе его молитв и чудесах его,– разслабленные, слепые, хромые, немые, глухие, чудесно получившие, по представительству угодника Божия преподобного Серафима, и дар слова, и зрение, и слух, и крепость силы и проч. и проч. Грустно все это! Но таково уже свойство неверия, что над ним сбывается в самом точном смысле слово Христово: Аще Моисея и пророков не послушают, и аще кто от мертвых воскреснет, не имут веры (Иоан. IX, 32 – 33). И так всегда было! Приведите на память историю Господа нашего Иисуса Христа.

Господь Иисус Христос неоднократно воскрешал умерших, и воскрешенные Им были живыми свидетелями Его божественного всемогущества; но убедились ли этим не веровавшие Ему книжники и фарисеи? Нет. Он воскресил однажды четверодневного мертвеца пред самыми, можно сказать, вратами Иерусалима. Всем было известно, что Лазарь умер и погребен, что этому прошло уже четыре дня, и тело умершего начало предаваться тлению. Многие из жителей Иерусалима пришли утешить сестер умершего и все они вместе с жителями Вифании были свидетелями того, как Иисус Христос, пришедши ко гробу Лазаря, отвалил камень от гроба и воззвал велиим гласом: Лазаре, гряди вон! И умерший вышел из гроба и возвратился в дом свой.

Что ж произвело это чудо? Ослепленный синедрион положил умертвить и Лазаря, чтоб избавиться от такого свидетеля божественной, живоносной силы Иисуса Христа и такого обличителя своего неверия. Наконец, и Сам Господь Иисус Христос, распятый и умерший в виду всего народа, в третий день, как предсказывал о Том прежде, воскрес из гроба. Враги Его помнили хорошо об Его обетовании воскреснуть в третий день и приняли все меры, чтоб не случилось какого-либо обмана: гроб был запечатан печатью первосвященника, окружен воинской стражею, по распоряжению синедриона. Чудо воскресения Христова было неопровержимо. Что же делает неверующий синедрион? Сначала прибегли к хитрости и лжи, обычному оружию неверия: Сребреники довольны даша воинам, глаголюще: рцыте, яко ученицы Ею нощию украдоша Его, нам спящимъ: но когда невозможно было поддерживать в народе эту очевидную ложь при свидетельстве многих самовидцев Господа, воскресшего из мертвых, при чудодейственной проповеди св. апостолов, то, не смея обличать апостолов, будто бы они украли ночью тело Иисусово, старались только угрозами и прещением запретить им проповедовать об Его воскресении а сами оставались попрежнему ожесточенными в своем неверии.

Каких чудес не совершали св. мученики? Чем не засвидетельствовало Евангелие Христово свою божественную силу среди древнего мира языческого? Но ожесточенные гонители христианства оставались ожесточенными до конца. Казалось бы, теперь, когда благодатная сила исцелений и от мощей, и от одежды, и от других предметов, освященных прикосновением преподобного Серафима, воочию всех свидетельствует и о святости самого Серафима и о святости и частоте Церкви православной, воспитавшей его, не должно быть сомнению и неверию. Но что же мы видим? И ныне неверие так же смело и ожесточенно, так же упорно, как было прежде.

Откуда же такое неестественное, такое невозможное, по-видимому, явление? Где причина такого ожесточенного неверия очевидной истине? Одебело, по сердце людей сих, говорит Слово Божие о неверующих и ушима своима тяжко слышаша, и очи свои смежиша. Отчего? Оттого, что Бог века сего ослепи разум их, во еже не возсияти им свету благовествования Христова. И действительно, существование неверия в истинность и чистоту нашей православной Церкви всегда останется непонятным и неразгаданным если не предположить, что крайнее ослепление человеческого разума есть действие темной силы дьявольской.

Иначе, что могло бы побуждать разум человеческий упорствовать в неверии очевидной истине. засвидетельствованной безчисленными знамениями и чудесами.

И как горько платятся несчастные неверы за свое ожесточение и глумление над святою истиною! Не можем умолчать здесь об одном в высшей степени скорбном случае, имевшем место не далее, как нынешним летом.

18-го июля в Харьковскую железнодорожную больницу был доставлен в безсознательном состоянии рабочий депо станции Харьков, Курско-Харьково-Севастопольской железной дороги, крестьянин Тур 27 лет, у которого врачи констатировали паралич правой стороны всего тела. Товарищи Тура передают что, разговаривая с ними о преподобном Серафиме Саровском чудотворце, он, заявил, что в святость этого угодника не верит. По словам рабочих, не успел Тур окончить свою речь, как тут же упал в глубоком обмороке, и его отправили в больницу. А сколько других подобных же случаев передается в периодической печати!

Отношение преподобного Серафима к старообрядцам при жизни

Оставь свои бредни! Как можешь спастись без кормчего?
(Слова пр. Серафима, сказанные одному раскольнику)

В другое время пришел к нему один старообрядец и спросил:

– Скажи, старец Божий, какая вера лучше: нынешняя церковная или старая?

– Оставь свои бредни, – отвечал отец Серафим – жизнь наша есть море, св. православнаяЦерковь наша – корабль, а кормчий – Сам Спаситель. Если с таким кормчим люди, по своей греховной слабости, с трудом переплывают море житейское и не все спасаются от потопления, то куда же стремишься ты с своим ботиком и на чем утверждаешь свою надежду спастись без кормчего?

Однажды зимою привезли на санях больную женщину к монастырской келье о. Серафима и о сем доложили ему. Несмотря на множество народа, толпившегося в сенях, о. Серафим просил принести ее к себе. Больная вся была скорчена, коленки сведены к груди. Ее внесли в жилище старца и положили на пол. О. Серафим запер дверь и спросил ее:

– Откуда ты, матушка?

– Из Владимирской губернии.

– Давно ли ты больна?

– Три года с половиною.

– Какая же причина твоей болезни?

– Я была прежде, батюшка, православной веры, но меня отдали замуж за старообрядца. Я долго не склонялась к ихней вере – и все была здорова. Наконец, они меня уговорили: я переменила крест на двуперстие и в церковь ходить не стала. После того, вечером, пошла я раз по домашним делам во двор; там одно животное показалось мне огненным, даже опалило меня; я в испуге упала меня начало ломать и корчить. Прошло не мало времени, Домашние хватились, искали меня, вышли во двор и нашли– я лежала. Они внесли меня в комнату.

С тех пор я хвораю. – Понимаю... –отвечал старец. – А веруешь ли ты опять в св. православную Церковь?

– Верую теперь опять, батюшка, – отвечала больная.

Тогда о. Серафим сложил по-православному персты, положил на себя крест и сказал: – Перекрестись вот так во имя Святой Троицы.

– Батюшка, рада бы, – отвечала больная, – да руками не владею.

О. Серафим взял из лампады у Божией Матери Умиления елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг ее стало расправлять, даже суставы затрещали, и тут же она получила совершенное здоровье. Народ, стоявший на сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что о. Серафим исцелил больную.

Когда это событие кончилось, то пришла к о. Серафиму одна из дивеевских сестер о. Серафим сказал ей:

– Это, матушка, не Серафим убогий исцелил ее, а Царица небесная.

– Потом спросил: – нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят?

– Таких нет, батюшка, – отвечала сестра, – а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все.

– Попроси их от моего имени, – сказал о. Серафим, – чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы.

– Я им, батюшка, говорила о сем много раз, да не слушают.

– Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит, он первый согласится.

– А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом?

– К прискорбию, у нас в роду все так молились.

– Хоть и добродетельные были люди, –заметил о. Серафим пораздумавши. – а будут связаны: св. православная Церковь не принимает этого креста... А знаешь ли ты их могилы?

Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены.

– Сходи ты, матушка, на их могилы, положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности.

Сестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима, ибо знали, что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой веры.

Вот еще что сообщал в свое время один из духовных писателей.

"Знавал я одну почтенную старушку; старушку-постницу, молитвенницу, доживавшую в тиши монастырской кельи свой долгий век. Много видела она в жизни своей, много пространствовала, многое поиспытала, и любопытны были разсказы ее о временах давно минувших благословенной старины. Как сейчас помню ее сгорбленный стан и кроткое старческое лицо, с приветливой улыбкой на устах. Покойница была словоохотлива и сохранила притом, несмотря на свои 70 лет, всю светлость понятий и памяти. Любил я, бывало, внимать простым ее речам о житье-бытье наших дедов времен Екатерины, о том, как Наполеон жег Москву; все это помнила она и передавала с занимательными подробностями. Но из всех рассказов ее особенно глубокое впечатление оставил во мне рассказ об ее странствованиях по разным святым местам и обителям русским. Она видела некоторых из знаменитых наших подвижников благочестия первой половины нынешнего столетия; с другими же имела и духовные отношения, ибо и сама была жизни строгой, духовной.

Вот этими-то воспоминаниями, сколько позволит мне память, хочу поделиться с вами, благосклонный читатель.

Однажды зашел я посетить Ирину Ивановну, так звали мою собеседницу; в ее уютной келейке, уставленной св. иконами было как-то мирно, привольно, привольно душе. Встретив меня обычным приветом да ласковым словом, старица начала хлопотать, как бы чем угостить. Я незаметно свернул на любимую тему почтенной хозяйки, на ее путешествия по разным святым местам. Старушка, видимо, оживилась и речи ее полились плавной струей. Мне оставалось лишь слушать да изредка вставить приличный вопрос.

– Расскажите мне, Ирина Ивановна, про Саровскую пустынь да про о. Серафима: давно все собираюсь вас расспросить, скажите, видали ли вы блаженного старца?

– Один только раз видела я его,– со вздохом сказала старушка. – да и того не забыть мне по гроб. Чудный был человек этот старец: прозорливец такой, кажется, насквозь видел, что у тебя на душе. Вот послушай-ка. что со мною он сделал. Осталась я после смерти родителей трех лет сиротой. Призрели добрые люди, нашлись благодетели, взяли меня вместо дочери. Люди были достаточные, добрые, да только старообрядцы: крестились двуперстием, придерживаясь какого-то толка. Стали они и меня, дитя малое, по-своему учить крест двумя перстами слагать и привыкла я с детства, – думаю, так и следует! Да уж после, когда померли благодетели мои, одна богомольная барыня-соседка меня, глупую, образумила; она сказала мне, что не по-православному я слагаю персты и что это грешно.

Начала я с тех пор отвыкать от двуперстия; но по привычке и после, забывшись, часто крестилась по-старому, старинным крестом. О благодетелях же своих все потом сомневалась, можно ли мне их поминать. Замуж пойти не хотела, а пошла в общину, потом отправилась странствовать: не раз была в Киеве, у Троицы, в Ростове, в Соловках, в разных пустынных обителях, где только есть, как слышала, строгие старцы – подвижники. Все хотела, чтобы меня, грешницу, научили, как душу спасти. Дорогой в Соловки зашла я и в Саров, как помню, Петровым постом. Думала поговетъ там, да и о. Серафима хотелось видеть,– о нем молва тогда проходила везде. Обитель прекрасная, что твоя лавра, да и стоит в месте таком пустынном, лесном; сосны да ели только и видны, лес дремучий кругом. Праздник был какой-то, когда приплелась я к гостинице монастырской, но службы уже не застала. Смотрю, народ собирается куда-то идти. Спрашиваю. Говорят, что идут в пустыньку к о. Серафиму. Хотя и крепко с дороги устала, но тут и отдыхать позабыла, пошла себе за другими: все старца хотелось поскорей повидать. Минув монастырь, пошли мы лесной тропой. Прошли версты две, кто посильнее, вперед, а я поотстала. Иду себе тихонько сзади, смотрю в стороне старичок, седой такой, сухонький, сгорбленный, в белом халатике, сучки собирает. Подошла спросить, далеко ли еще до пустыньки о. Серафима.

Старец, – это был сам Серафим, – положив вязанку свою, посмотрел на меня ясным взором своим и тихо спросил: "На что тебе, радость моя, Серафим-то убогий". Тут только поняла я, что вижу самого старца, и повалилась в ноги, стала просить его помолиться о мне недостойной.

– Встань, дочь Ирина, – молвил подвижник, – и сам нагнулся меня приподнять. – Я ведь тебя поджидал, не хочу, чтоб, уставши, даром прошлась.

Удивленная, что, впервые видя, зовет он меня по имени, я от ужаса вся затрепетала, не могла и слова промолвить, только взирала на его ангельский лик. Взяв мою правую руку, старец сложил на ней по-православному персты для крестного знамения и сам перекрестил меня ими, говоря: "Крестись так, крестись так, так Бог нам велит"

« Душеполезное Чтение" 1867