Не отступая от общего правила, и наша семья, прожив два дня в Сарове, направилась оттуда в Дивеев.

Саровский лес в эту сторону тянется недалеко; миновав его, едешь полем, вскоре уже Нижегородской губернии. Несколько селений попадаются по дороге. В одном из них мы любовались поэтичным в своей заброшенности былым гнездом широкой когда-то помещичьей жизни. Большой красивый дом с колоннами белел в зелени обширного, поросшего травой двора, обставленного полукружьями флигелей, служб, а сзади от дома уходил вдаль громадный вековой парк. И никакой жизни не замечалось более в этой усадьбе, где прежде, видимо, она кипела ключом...

Снова ровное поле, леса не встречается совсем.

- А вот там и Дивеево! - протянул наш ямщик, указывая на что-то вдали и всматриваясь сам.

Вглядевшись по данному направлению, различили и мы еще в порядочном расстоянии храм, однако стоящий на неогороженном пространстве.

- Где же монастырь? - был наш вопрос.

- Монастырь у них не близко к храму, да и строения-то еще немного, - отвечал ямщик.

С нашим приближением храм все рос, и вскоре перед нами предстало грандиозное сооружение, которое своими размерами и красотой архитектуры казалось необычным в нашем крае, как пока единственное в своем роде.

Вблизи храма стояла деревянная в два этажа монастырская гостиница, а за нею шел недлинный ряд других построек. Отведенный нам монахиней нумер наверху был тесноват, да и вся гостиница не щеголяла размерами и представительностью.

Словоохотливая монахиня бойко отвечала на наши расспросы.

- Отчего это, - спросили мы, - храм ваш стоит так одиноко, а монастырь где-то там - далее?

- Так было угодно нашему батюшке Серафиму, - ответила она. - Он еще задолго до построения нашего храма сам указал на это место и даже размеры церковные точно обозначил. А монастырь-то был тогда убогий, средств никаких, батюшке и сказали:

- На что мы будем строить такой большой храм? Где нам взять столько денег?

- Не бойтесь, - говорит, - деньги найдутся.

И вот ведь исполнился его завет благодаря Господу! Храм отстроен и освящен.

- А что же монастырь, - продолжали мы свои расспросы, - так и останется на прежнем месте?

- Нет, зачем же? Новые корпуса будут строить уже вокруг храма и под стать ему, не такие, как теперь. Вот вы увидите; у нас ведь пока все деревянные постройки.

К вечеру мы пошли в храм, где шла всенощная.

Пораженные непривычным для нас грандиозным внешним видом храма, мы были приятно удивлены, когда, очутясь внутри, уже не замечали его обширности: настолько гармонировали между собою размеры, которые скрадывались еще тянувшимися вдоль стен широкими хорами.

На последние входят со светлой, отделенной от храма паперти по двум расходящимся лестницам, украшенным легкою металлическою решеткой. Паркетный пол хоров и небольшие изящные алтари на той и другой стороне еще более смягчают общую внушительность собора. Но и присмотревшись ко всей обстановке его, вскоре же почувствуешь, что в устройстве этого храма участвовал мягкий художественный вкус просвещенной женщины, которая создавала место молитвы для себе подобных.

Свежая живопись иконостаса не выходила из обычного стиля, но большие иконы-картины, писанные на полотне и вделанные в ниши церковных столбов, были уже художественные и опять-таки поразили нас, незнакомых еще с художественным письмом, не доходившим до нашей глухой провинции.

Потом нам объяснили, что эти картины писаны молодыми монахинями, посылавшимися для обучения в Академию Художеств, писались они под руководством профессоров, а некоторые из картин, будто бы, и самими художниками.

Но обозрение нового и редкого храма не отвлекло нас от шедшей службы.

Женственно мягка, приятна была эта служба!

Пение хора монахинь неслось с средних хор стройным и звучным аккордом, а приятный баритон дьякона служил ему как бы фоном. Чуткое, выразительное чтение кафизм позволяло разбирать каждое слово и в тишине хотя и большого, но далеко не заполненного храма - был будний день - легко виималось вдохновенной лире Царя-Пророка.

На другой день после обедни нас повели и в монастырь. Это был ряд небольших деревянных домов, флигелей, разбросанных без особого плана и строившихся в том или другом направлении, вероятно, по желанию тех, кто здесь селился.

Цветники у построек, цветы на подоконниках, щепетильная чистота в келиях, начиная с первой ступеньки крыльца, - все говорило о женской руке, заботящейся о своем жилище. Но тут же стояли корпуса с различными мастерскими, где та же рука беспрерывным трудом зарабатывала себе право оставаться в этом тихом приюте. Нам показали обширную живописную мастерскую, в которой, помимо писания икон, монахини практиковались и в копировании известных картин.

Далее нас провели к перенесенной сюда лесной келейке отца Серафима. В ней он прожил одиноко в глуши леса целый ряд лет, совершая свой подвиг затворничества. Простой деревянный сруб, потемневший от времени и непогод, охранялся теперь, как в футляре, в другой, более обширной постройке, а в образовавшемся вокруг коридоре в витринах выставлены платье и вещи подвижника.

Особым, точно дочерним, уходом окружено здесь все, что касается священной памяти отца Серафима. Видно, что в этом месте, к которому было расположено его сердце, не перестают отвечать ему теплою женскою привязанностью.

Благодетель-старец давно уже почивает там, где он нес свои долголетние труды и подвиги, но здесь он, точно живой, сопутствует каждому шагу трудолюбивых, дружных сестер, участвуя и в их истовой молитве.

С той поры, когда мне случилось побывать в Дивееве, прошли годы...

Вероятно, теперь кругом грандиозного храма красуются большие корпуса, "ему под стать", как выразилась тогда монахиня; но так же, надо думать, женственно-мягко идет чин служения в изящно-красивом храме, а в новых корпусах по-прежнему ни на минуту не останавливается вечный муравьиный труд женской руки, сумевшей при помощи и заступлении батюшки Серафима возвести свою убогую обитель до степени известнейших монастырей России.

А.Трацевский
1903 г.